|
Писатель Такман долго болел. Вначале ничего не было заметно: он выглядел бодрым и цветущим, как никогда. Только шишечки появились на его теле здесь и там. Затем шишечек стало больше, они покрылись струпьями и стали ракрываться бутонами язвочек. Он мазал язвочки мазями, это было больно, но не помогало. Он не мог двигаться, не мог находиться неподвижно, не мог лежать, стоять или сидеть: язвочки покрыли все его тело. Не мог спать, не мог есть, не мог говорить по телефону. Затем они постепенно стали опадать, и худой, дрожащий, но выживший, он, кажется, начал выздоравливать. Однако это была лишь видимость: шишечки были гораликами, которые через язвочки вышли в большой мир, а что осталось внутри писателя Такмана, было только трухой, гнилью и падалью. Но он скрывал это, и люди не подозревали об этом долго. А когда поняли это, он рассыпался в прах, как Любочка его ни увещевала. Только облако гораликов висело долго на его месте, а затем растворилось, не оставив и следа, и пролилось дождем где-то в другом месте. |
