ЛГАДОРЯБА БТЕ

Арарат

Мы не претендуем на раскрытие этой проблемы в ее целостности. Мы даже не претендуем на раскрытие этой проблемы вообще. На самом деле, нас беспокоят другие проблемы.

Сегодня, закопавшись в своих старых архивах, один из нас обнаружил важнейшие бумаги, которые необходимо привести в форму, доступную общественности, т.е. «смягчить». Их надо или сканировать, или впечатать в компьютер. Они содержат тонны материала, соответствующего профилю нашей газеты: стебы и чужие письма. Мы, однако, не в состоянии пока, из-за занятости, предпринять эту авантюру. А между тем, остановись, carpe diem, ты прекрасно! Даже прекраснее, чем per diem! Карпе дием зовет! Вдобавок, ряд идей гораликов и даже негораликовых рассказов теснит наш дух. Плюс к архивным материалам, накаплаивается ежедневный карпе дием. Мы не успеваем обработать все материалы! Так что, желающие нам помочь—вперед!

У нас уже есть помощники, и надеемся, что в скором времени предоставим вниманию читателя материалы, появившиеся благодаря им—безымянным. Но всему свое время!

Итак, никоим образом не смея даже поднимать вышеназванную тему, упомянем только следующие эскизные линии рассуждения на ее тему: не стоит забывать, что у нее есть другая сторона, которая называется Агрыбракабра. Все говорят, что другая ее сторона—как бы не существующая. Что с той стороны—у нее профиля нет, как на знаменитой картине Эпигона Шилевж. Т.е. с той стороны—ни кораблик не смог бы опуститься, ни голубь взлететь и вернуться, и вообще: с той стороны—ее нет! Там бесконечное плоскогорье! Хотя, есть легенды ее имени. И не случайно одноглазый, не тот, который признал, и которого поэтому засудили, а тот, который как бы тоже признал, хотя его и не судили—во всяком случае, по этому поводу—как друг слаббабской идеологии, он, пожалуй, тоже высидел определенное время в темницах, казематах режима, но не по ЭТОМУ поводу—так вот, не случайно одноглазый написал легенду про ихнего тамошнего Меме, т.е. иванушку-дурачка, робина гудика, который отбирал у богатых и отдавал бедным, и назвал ее легендой про Агрыбракабр. Там, правда, была еще лубовь… его любила дочь самого главного богача, а тот охотился за ним. И убил его брат… Так что все завершилось логично-трагично. Но—вдруг!—затем появляется продолжение легенды! Где Меме все еще жив! Видно, там дело происходит ДО—т.е. вторая книга—«приквел»! Ква-ква!

Одноглазый, которого его жена, скандикораблийка, неоднократно выдвигала на нобелевскую прюмию—сам не усманни-уммиец, а красный хрус! Хрусы скоро оттяпают три кусочка—полоыину Усманни-Уммии, половину Урана, а половину Урака они уже оттяпали—и создадут свое собственное государство. Пафнутам на голову. На их бывших территориях.

Пафнуты с хрусами не дружат: считается, что усмани—уммийцы осуществляли сукровицусквиз руками хрусов. Однако, как против общего врага сегодня—против Усманни-Уммии—они иногда сотрудничают. Но подробнее об этом—в свое время.

Итак, недавно нам было сказано: «Странно даже, что Арарат не в Пафнутии. Противоестественно». Мы задумались и поняли: ничего подобного. Совсем даже наоборот. Арарат не может быть в Пафнутии. В Пафнутии только—его профиль. Арарат не может быть в Пафнутии так же, как папам нельзя спать с дочками, а мальчикам—с мамами, и братьям—с сестрами. И если бы Арарат был в Пафнутии, то не было бы никаких табу, и тогда люди просто легли бы на спинки, задрыгали ножками, подставили животики солнечному теплу—и умерли все до одного.

Если бы Арарат был в Пафнутии, то не было бы первой мировой войны, и второй, и третьей, и четвертой.

Но это никак не объясняет, о чем тот фильм.

В скобках: это слово является титульным для ряда произведений, из коих, кроме Томаса и Эгояна, можно назвать также и ряд других, которые часто звучат так: «Возвращение к…», или «Восхождение на…». Т.е. оно, в принципе, избитое—если можно избить солнце в котлету, а лучше—в кюфту (одно из немногочисленных довольно-таки пафнутских блюд: берут кусок говядины и бьют по нему, пока он в пену не превратится. Затем тушат и подают).

Но до фильма—еще несколько слов про автора: нами досматривались три его картины и одна инсталляция. Инсталляция была длнной—крутилась фильмовая пленка в Кембервиле, по залу, от колесиков-роликов к колесикам-роликам, и была посвящена кино. Чувствовалась фрустрация много монтирующего. Про инсталляцию—все. Больше комментариев не имеем, кроме разве что того, что она тоже нудная, как и фильмы автора.

Автор иногда ходит в церковь с нашими родственниками в Таперстане—когда не ездит по кинофестивалям и кино не снимает. Он хороший парень, как-то умудрившийся стать одной из ведущих, если не культовых, фигур артхаусного кино. Из всех его фильмов нами недосмотрены были Фелициа’с Джорнейз, хотя тема правильная, да? Стареющий молоденькую хочет. Ди Аджастер—опять тема правильная, да? Утешитель-обманщик-страховщик-постпожарный агент и его жена—цензорша порнофильмов—и их история. Но очень уж нудно! Не досмотрели. Не взялись даже смотреть Ди свит Хириафтер—про погибший автобус школьников—реальный случай… А вот досматривали Игзотика-иротика, Календарь, Арарат и последний фильм, про двух танцоров с пятидесятых годов.

Но следует заметить, что и Арарат нам удалось досмотреть только на пятый раз, по телевизору, когда его показывали в честь очередной годовщины одного из сыновей одного из нас—ну а заодно также и сукровицысквиз.

Абсурдность времен, в которые мы живем, слаббабской судьбы и сути сукровицысквиз тем и значительны, что за неимением лучшей кинопродукции—именно этот фильм слаббабы, вооружившись им, сделали датским материалом, который крутят в годовщину. Это приблизительно так же, как если бы отмечать годовщину победы над фашизмом просмотром Сало, Салона Кити или, на худой конец, Выбора Софи или Ночного портье.

Итак, нудность—один из основополагающих признаков данного режиссера, к сожалению. Но есть и плюсы. И, насколько мы можем судить, их довольно просто улавливать.

Не будем углубляться в анализ фильма, который мы не очень-то подробно и помним. Заметим только, что много раз мы с него уходили, не досмотрев, из-за лубочности фильма в фильме—прекрасно осознавая, что ведь на самом деле—это знак! Прием! Т.е. автор специально так лЮбочно делал! Заметим также, что абсурдность коллизии между мальчиком и таможенником, когда мальчик пытается объяснить таможеннику, что такое сукровицасквиз—нам понравилась еще тогда, когда мы не досматривали фильм. Это можно было сравнить с коллизией Стивена Дедала из одноименного романа «Улисс» Джеймса Джойса.

Заметим, сделав над собой психоаналитическое усилие, что причина того, что мы его не досмотрели в первый раз—и почему не могли досмотреть с тех пор—странна: в первый раз мы смотрели его с Табулиной, и нам якобы нужно было что-то другое делать, то ли холодно было в кинозале пафнутском (то был жестокий ноябрь), то ли мы просто не могли сосредоточиться, то ли она ушла, а нас оставила—но мы вышли, не досмотрев. А затем нам не везло: купленные копии оказывались пиратскими и некачественными, и становилось скучно смотреть, пытаясь понять и услышать. И вот, наконец, приземлившись в Слаббабии, на очередную годовщину сукровицысквиз мы нехотя его начали смотреть (как сейчас говорят: «на телевизоре» или «в телевизоре», нежели «по телевизору»)—и поняли.

Все знаковые параллели этого фильма с другими его фильмами нам были ясны и сейчас ясны: у него есть авторская рука. То, что снято им—не перепутаешь с кем-либо еще.

Но вот о чем фильм: о простом обмане. Об использовании своего «служебного положения» (того, что все пафнуты—жертвы сукровицысквиз), чтобы провезти в страну наркоту.

Скажем чуть подробнее: в мире, где все сомневаются, был ли сукровицасквиз вообще, большие механизмы крутятся, чтобы отрицать его существование (вернее, наличие в прошлом—ха-ха! Но если так—то, значит, постоянное существование!), и сами пафнуты разделены, не хотят знать, хотели бы забыть, а те, кто помнит и что-то делает и утверждает—оставляют впечатление неприятнейших глупцов, фанатов сукровицысквиз… В этом мире, где лучше всего было бы это дело забыть—парень использует эту историю, чтобы обмануть таможенника. Т.е. мало того, что другие сомневаются в том, что это было: так еще и это используется—вместо очищения и движения вверх по фонтану этики—для обмана! Какой, казалось бы, великолепный аргумент в пользу отрицателей, прямо в руки усманни-уммийцев!

Но «сила искусства» такова, что аргумент, как бы, переворачивается, и с новой силой побеждает правда: что сукровицасквиз—был, был и еще раз был! Да здравствует сукровицасквиз!

Мы, конечно, не исчерпали анализ, ибо есть еще линии Певца, Художника и Красавицы-Жены, и ряд других линий.

Итак, по зрелом вникании в нечто нудное, мы не можем не прийти к выводу, что имеем дело с чем-то, приближающимся к гениальности по остроте поднимаемых вопросов и, соответственно, вполне соответствующем проблематике Томаса!

Последний фильм Атома был назван молекулярным—то есть «не понравился». Не знаю-не знаю. Между тем, в обнаженной и камерной форме он ставит ту же этическую коллизию: было—или не было? Дружба погибла—между братьями! Искусство погибло. А почему? Из-за убийства, которое совершил брат, как думал каждый из них! Коллизия—этическое поведение в ситуации, когда ты точно знаешь, что другой виноват (не злоупотребляй сукровицейсквиз, если хочешь провезти в страну наркоту!)—решена элегантно и на этот раз.

В связи с плохой памятью и недостатком материала, мы не беремся анализировать его фильмы более подробно. Не можем только не сказать про Календарь—в свое время просто поразивший нас. Календарь—про… Про простую победу экзотизма над постмодернизмом: фотограф с Красавицей-Женой едет в Пафнутию снимать церкви для календаря. Месяц—церковь, церковь—месяц. Их сопровождает пафнут-водитель, который, как и водится, оказывается и гидом, и философом, и фанатиком, и фанатом, и идеологом, и зверем—пафнутом до мозга костей. И вот, пока постмодернистично-остраненный фотограф, не веря в судьбу своих предков (еще одна судьба!), не желая вникать, заражаться, глупеть, отнекиваясь от необходимости становиться одномерным, солдатом истории, делает свое дело—водитель-гад похищает, завоевывает Красавицу-Жену! Она остается с ним, с его простой историей, ибо ее гены нуждаются в запахе этой первобытной веры в собственную судьбу, но она-то думает: так как водитель благороднее, живет более целеустремленно, имеет более благородную цель, нежели рефлексирующий фотограф. У фотографа остается календарь и возможность приглашать, вновь и вновь, девушек, знакомиться с ними, пытаясь найти новую женщину, но ни одна не может сравниться с Красавицей-Женой, оставленной в Пафнутии, и постепенно он осознает, что знакомясь с ними, он не новую ищет, а пытается ее понять… В контексте истории с Табулиной, мы, обнаружив эту картину в Посредине Нигде, так же как Аризону Дрим (единственные два шедевра, сугубо самостоятельно обнаруженные нами в Посредине Нигде—без какого-либо предварительного знания об их авторах), фактически присутствовали при случае кассандризма—но в ту пору, хоть и прочувствовав фильм до конца, не в состоянии были оценить, как и когда же его кассандр разит нас самих в самое сердце.

С тех пор мы ищем фильмы Атома на молекулярном уровне—на ДиВиДи—но не можем найти, даже на его родине, хотя Посредине Нигде он лежал среди именных культовых режиссеров, в почетном ряду, начинающимся с него и содержащим всех возможных Фассбиндеров и Феллинь (феллиней).

Мы вдруг сообразили, что давно не ощущали чувства святости, знакомого нам при въезде на территорию непризнанного государства Ширкундаз, или нашего собственного бумбараха. Чувство, которое проникает в нас только в некоторых храмах. Но мы тут же поправились: не далее, как позавчера мы испытали это чувство, познакомившись с неким переложением некоей древней легенды про нас и Блабра.

Сегодня, однако, его не избежать: оно не дало нам выключить телевизор во время трансляции новой всемирной премьеры фильма почти по Бекбедеру, фильма, посвященного дню рождения одного нашего молодого друга, ну а по совместительству—9,11 граммам.

Итак, прошло пять лет. Да, это дата, и негоде нам, в Gazette Kreatiff, писать о том, что и на самом деле произошло, как бы идя против самых святых собственных принципов. Событие, перечеркнувшее многое—ибо после него уже нельзя было утверждать, что уракской войны не было—и философия должна была себя переосмыслить. Журнализм, глобализм (глокализм—глокая куздра—зеленые собаки Чомского, лающие бешено), суверен, соверен, евро и зелененькие, ракетно-ядерные удары—должны были себя переосмыслить.

Сделали ли они это? Как распад Слаббабского Союза—что-то происходит, но что? И тут мы поймали себя на почти святотатственной мысли: мы живем, как те, кто попал в эти башни: мы тыкаемся туда-сюда, некоторые выбрасываются из окон, мы ходим вверх и вниз и неизвестно, выберемся мы, задохнемся, сгорим или уже погибли, даже не заметив—в момент первой вспышки.

Материи, сформировавшейся в переплетах сукровицысквиз, негоже мериться величинами горя. Да и горя разные: одно—быстрое, другое—помедленней, одно—масштабнее, другое—кинематографичнее… Да и времени оставалось всего ничего—до Беслана. И ко дню рождения нашего молодого друга его ожидали даже и еще крупнее передряги, и очень скоро: прямо дома.

Многое становилось понятно: и то, что мы больны карпе дием. И то, почему фильм про 9,11 перемежается рекламой мужского напитка. И то, почему не нужна буква «в» ф конце слофф. И то, почему нас считают самопротиворечивыми: ведь хоть мы и боимся жизни, мы в нее погружены—куда же деться? Ведь хоть мы и не лубим ее—нам жалко, когда ее лишают. И хоть нет разницы в смерти—почему-то больнее умирать в задымленном тоннеле, чем от крабика. Хотя—как будем мериться смертями?

Казалось, еще чуть-чуть—и мы что-то важное поймем. Но оно уходило, как темный костюм, пролетающий мимо окна, костюм, в котором, оказывается, было тело, но мы его не заметили.

Чорртыхлизм… Его анализу мы тоже посвятим себя—в свое время. Чорртыхлизм—перекрестный близнец сукровицысквиз: где один, там другой, где другой, там один. И каждый раз, когда пупсодент съедает наши голоса, не подавившись, обещав после победы произнести, а затем не произносит священное слово «сукровицасквиз»--каждый раз пусть помнит, что где-то не произносят слово «чорртыхлизм». Где-то это—война. Где-то она—честна. Где-то есть невинные жертвы, как и на всякой войне. Где-то кто-то виноват: враги, захватчики, пумпилиулисты.

Компромиссис

Жизнь—это компромисс, и его надо прожить следующим образом, да? Лет эдак 80—и по возможности здоровыми, а если возможно—то и дольше. Но если качество ухудшится—то лучше покороче, да? Чтоб никому не мешать. Чтоб не страдать, а удовольствие получать. Или же—если не уждено—все равно, находя в этом смысл. А можно отдать ее за что-либо стоящее. Но—стоящее. Не повезло бедным жертвам и неудачникам, да? Если ты не в состоянии принимать в себя чье-то жало и рожать детенышей, то и не задумывайся об этом. Этого тебе не понять. Жить эти качественные годы стоит… это стоит делать… это—жизнь—стоит делать с удовольствием. Интенсивно. Не мучь себя—не трать ее, не транжирь, а пей, вкушай, как дорогое вино, да? Не мучай себя ограничениями, жизнь—это ограничение. Это компромисс. Не фальшивь с интенсивностью—не отдавайся наркотикам—честно ищи, зачем она дана, ищи интенсивность в себе, ищи, за что ее отдать, да? Не попадай впросак: убить тебя нелегко, и как бы то ни было, вероятнее всего ты умрешь не от того, что предполагаешь. Времени нет, и тебе суждено это понять и эту идею распространить, тебе суждено освободить людей от времени. Так что не торопись и не мучайся, и если что-либо не получается—не потому, что времени не хватает, а потому, что тебе слишком многого хочется. А жизнь—это компромисс, и надо себя готовить через много компромиссов, чтобы в одном отдельно взятом случае—или, если ты особый счастливчик, в нескольких—его победить. Отнять его целку. И превратить его—в компромиссис!

Желаю тебе испить ее до дна!

БЕСЕДЫ С СЫНОМ: ИГРА (И ВНОВЬ)

Также, как трудно прищучить жизнь и, соответственно, ее антипод—трудно прищучить Игру. Что она есть? Наука? Да, ибо соответствует детерминированным, выверенным шагам. Технология? Да—по той же причине. Искусство? Да—ибо большинство этих шагов верны на интуитивном уровне—а интуиция противоестественна часто, да? Земля интуитивно плоска? Философия? Да—и вот новые аргументы в пользу этого.

Рефлексия—построение фрактальной трубы вверх от данной ситуации, с включением в картину контекста темы-проблемы и коммуникативной ситуации—не есть научный подход, похожий на абстрагирование, в соответствии с которым, если 2х2=4, то 2Х х 2Х=4Х. Рефлексия вбирает в себя уникальность ее проводящего непосредственно, и его здесь и сейчас, и его вариант тезауруса—контекста, и его цепочку мемов… Рефлексия почти не дуплицируема, не репродуцируема, даже если технологически выверенна и не пропускает ни одного определенного заранее структурного момента. Хотя—это не проверено: насколько рефлексия уникальна. Но интуитивно это кажется верным. Серьезные опыты по проверке этого не проводились.

Соответственно, игра не прищучиваема. Игра не прищучиваема также и потому, что, в отличие от других методов, это метод методов. Это было нам лишний раз продемонстрировано в процессе рисовального диалога на тему: «О пользе Креативных Игр». Их польза (ценность) была подвергнута сомнению. Но чтобы разрешить проблему, единственный способ был начать рисовать. Начав рисовать, мы пришли к картине мира, идущей по логике игры: контекст, коммуникативная ситуация, рефлексия, расчленение, выявление схемы, обнаружение других схем, сравнение схем. Рассуждая о путях Игры, в сравнении с другими путями, мы делали это в языке Игры, методом Игры, методами Игры, и поэтому—мы не могли ее прищучить. Итак, Игра неприщучиваема, а это значит, что она—не «наука». Но она—Наука.

Думая об этом, мы с особой резкостью осознали, насколько мелко себялюбивыми и торопливыми и, конечно, достойными критики были наши попытки ограничить ее охват, даже если мы знали, что ее логика не даст этого сделать! Ограничить охват необходимостями, нашими пожеланиями, категориями Здесь и Сейчас… Единственное, что нас оправдывает за наши попытки это делать—это то, что мы это делали ничтоже сумняшеся, т.е. искренне, по ограниченности, можно сказать—по глупости…

Намечающиеся направления рассуждений:

1. Причина невозможности—или почти невозможности—играть одному—в проблеме-трудности оставаться полностью честным с самим собой
2. Игра приводит к самоедству, если рассуждаешь об игре—и расширяется, расцветая, как красный цветок, как только ей дают подышать чем-то еще извне.
Поэтому-то попытки генетико-исторического подхода учений об Игре—апологетика и хадисы Игры—«игрословие»--обречены на вечную иссушающую неудачу.
3. Флипчарт позволяет обозначить пространство мыследеятельности присутствующих—и его ограниченность, и его вместимость, и условность обоих. Это—модель наиболее широкого, что вмещает мыследеятельность всех присутствующих—модель мыследеятельности здесь и сейчас. Поэтому попытка подойти к флипчарту—это инстинкт.
4. Подойдя к флипчарту, начинаем поиск проблемы в теме—расширяя контекст высказываний и включая коммуникативную ситуацию в картину.
5. Создав первую картину—переходим к рефлексии над ней, т.е. попытке понять ее, интерпретировать с т.зр. новых задач—задач сего момента, даже если полностью не эксплицированных—новыми словами, образами, картинками.
6. Возникают новые концепты, понятия, словечки, рисуночки, символы—вмещающие в себя, в концентрированном виде, всю интенсивную предысторию их создания—которыми если не пользоваться, чей-либо аргумент—и решение проблем—останется без экспликации, останутся мертвыми, останутся невысказанными, умрут (не родившись).
7. Так преодолевается несправедливость Власти. Власть властвующих дискурсов становится более справедливой, ибо—поскольку новые словечки могут убедить, поменять властвующий дикурс—он обогащается.
8. Было бы неплохо исследовать те же процессы в естественном языке, через спор и решение проблем в устном общении—и сравнить один с другим. Как возникают новые понятия в устном? Возникают ли?
9. Много ошибок было нами совершено в свете последнего абзаца перед пунктом 1. Для знающих, назовем их: а) идея «труб», где место Игры четко определялось в свете определенных условий (что Деньговласть—в наших руках). Б) Идея, раскритикованная нами в свое время, о необходимости доверия внутри, уже показывала, что Карапнафказский Форум невозможен. Мы тогда отринули проблему доверия внутри. Затем приняли—но как частную проблему. Вывод—что КФ невозможен—не был нами сделан до последнего. В) Двигались мы очень зажато в семинарах—мягко, чтобы участников не обидеть. Ведь знали же, что Игра все преодолеет! Но могли бы двигаться—быстрее, ох, быстрее! Будем учиться далее.
10. Нас обвиняют в том, что иллюстративная доказательность наших примеров хромает, т.е. недостаточна. Попытаемся же подбирать более иллюстративные, хоть и простые примеры!—Тем более, когда будем обращаться к менее опытным адресатам. Высказывание—рисунок—анализ рисунка—новый рсиунок—пример.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ЗАКОНЧИКИ:

* Пример к каждому обобщению как псевдодоказательство, многократно повышающее риторическую «доказательность» высказывания, если других доказательств нет (а иногда и прекрасно помогающее сделать обобщение действительно более практичным и применимым)—великолепный, необходимейший риторический прием! Пользуйтесь им, господа! Хоть он и из учебника третьего класса ларентийской школы, которая требует любой аргумент иллюстрировать примером.

* Каждая вещь, каждый процесс, каждое явление состоят из трех частей: начала, середины и конца.

* Все, о чем мы рассуждаем, делится на два (оно и его отсутствие) или три (см. предыдущий пункт). Ряд—это усложнение двоичности или максимум третичности. Эти две сакральные цифры несводимы ни к чему другому. И любой более сложный ряд на определенном уровне обобщения сводим к 2 или 3.

* Византийское мышление намного чаще апеллирует к псевдогенезису и историоэтимологии, нежели к сравнительному анализу. Пользуйтесь этим, господа! Проводите сравнения! Сравнение и контраст—одни из наилучших приемов «средних» теорий!

* Типология не есть классификация. Типология позволяет создавать ряды, основываясь на приципе неоднородных отличий.

Извиняйте, опять же-с, за отсутствие примерчиков-с!

В СЛЕДУЮЩИХ НОМЕРАХ

Все же Альмодовар и Вуди Аллен. Господин Гексоген. Память, сознание, мышление. Кратко—результаты Игрищ с Сыновьями. Много гораликов—старых и новых. Предлагаем, как напоминание, горалик о тиляфуне, ибо остается он неоцененным и непонятым: http://journals.aol.co.uk/gtergab/GazetteKreatiff/entries/2006/01/07/----/423

Необходимо загрузить ряд картинок, относящихся к темам наших сегодняшних изысканий, в частности—Арарат собственной персоной, но также и новые картинки с Северстоли. Надеемся, успеем в ближайшее время.

Будут также новые и старые стебы, типа: Кандалуп-Калахари-Гвадалахари-Кандахвар-Конд-Кондопоп-Пондоклуп-Кондоглуп