ГЕО-СТРАТО-ТЕГО-ГЕМО-ЭККО-УВВРО-АФФРО-НОМО-ГИДРО-ЛЕВИАФО-ПОЛИС-ИТИК-ОС

ЛЕГЕНДА О НЕНУЖНОСТИ БЕССМЕРТИЯ (ВНОВЬ АРАРАТ)

Если бы можно было жизнь исправлять… Можно, конечно. И так же, как хочется опечатки выправить, но уже поздно… Так же, как если бы данная Газетт создавалась в менее критических условиях… Наши передовицы бы исправлялись и выглядели уже не совсем теми, которыми выглядят… Но по поводу редактуры существует два подхода:

А) Редактура бесконечна и

Б) Если надо редактировать, то уже не надо.

Не придерживаясь ни одной из этих позиций полностью, мы все же чувствуем необходимость добавить ко вчерашней вязи ряд добавок. Так, мы совершенно забыли объяснить, что в свое время между Хавронгридом (одно из древних названий Бумбараха) и Пафнутией самой был создан Красный Хрустястан. Создан, а через несколько лет устранен в пользу Трухачстана, с целью создать непроходимый барьер между пафнутами и ихними сородичами-хаврошами. Однако, когда Хавронгрид восстал, с геостатистическими целями Красный Хрустястан был воссоздан на некоторое время на покоренных территориях, дабы преподнести, что это не пафнуты нагло покоряют, а хрустяки справедливости ищут. К сожалению, международное сообщество не очень-то в это поверило. И необходимость постепенно отпала, ибо прямое покорение без всяких экивоков--сильнее аргумент, чем любые экивоки.

Хрустяки в Пафнутии проводили санкционированные митинги, когда в Усманни-Уммии арестовали главного хрустяцкого чоорртыхлиста, в его поддержку. Эти митинги приветствовались пафнутским руководством, ибо показывали, что пафнутское население—а тем более его хрустяцкая часть—неравнодушны к судьбе своих братьев в Усманни-Уммии.

Хрустяки… их крули носят яркие платья, и если пафнут хочет сказать «ярко и безвкусно», он говорит: «хрустяцкие цвета». Они, совсем как зиньданьи, ходят по Пафнутии, с ручонками детей, вцепившихся в юбчонки, и собирают мзду, гадая. Или коней крадут. Когда нет коней—они крадут мерседесы. И скачут на них по долинам и по весям.

Может, они зиньданьи? Может быть. Но--не совсем. Часть хрустяков поклоняются Взалкалле, а другая часть--Чоорртту, или во всяком случае так утверждается тайно.

А на самом деле они поклоняются Солнцу и Огню, и бичуют себя, набившись в пустые дома, безлунными ночами. У их круллей-крульчих-черные глазенки и черные кудряшки, в них влюбляются только приезжие, также потому, что у них специфический запах.

Когда пафнуты хотели доказать миру, что их война справедлива, ибо трухачи устранили даже автономию Хавронгрида, в обществе обсуждалось, а не объявить ли автономию для хрустяков в Пафнутии? Для демонстрации—как культурная нация должна себя вести. И объявили--культурную. Злые языки предлагали переселить первого пупсодента--ДДТ--у которого, опять же злые языки утверждали--есть частичка хрустяцкой крови--прямо туда, в эту автономию. Или, еще лучше: объявить таковую автономию вокруг его пупсодентской дачи, назначить его ее бессменным лидером и тем самым избавиться от него.

Но в политике главное--держать хрустяков разделенными, что и сами хрустяки любят, даром что их в Пафнутии горстка: и взалкалловцы борются с чооррттами. А чоорртты--с взалкалловцами: чоорртты утверждают, что они--отдельная нация, и требуют отдельных школ, отдельной автономии, отдельной газеты, радиопрограммы и квот в университете. Затем они потребуют у мирового сообщества отдельной страны. И создадут свою модификацию чоорртихлизма.

А пафнуты и рады: ибо хрустяки--единственное компактное меньшинство, оставшееся в Пафнутии после изгнания ненаших, кроме, конечно, гётов. Соответственно, это единственный способ выглядеть политически корректными и цивилизованными в глазах Уввросоюза, а также получать гранты под политическую корректность, т.е. быть верным дитем капитана Гранта. Выглядеть ком иль фо в глазах Уввросоюза--важно, ибо иначе Уввросоюз не отдаст пафнутам, в конце концов, Хавронгрид, или Черный Бумбарах, или, на худой конец, древнюю деревню Китай. Хоть что-нибудь, да отнимет, если не будет культурной автономии для хрустяков или, на худой конец, гётов.

Так же, как и любое наименование на этой древней гее, и наименование того, что на ней растет, каждое местечко и каждый выросший в каждом местечке имеют много разных названий, в зависимости от того, кто их именовал, когда, с какой целью и с какой точки зрения. Так, Арарат и Агрубрадакабр, с профилем гордым, величавым, мужественным, легендарно-безмятежные, называются также Сюсь и Масюсь, Клюсь и Кусьусь и наконец, Древняя Страна Брадоблюн. Масюсь, или Кусьусь--это величавая главная вершина, левый профиль, а Сюсь, или Клюсь--конусообразная, миленькая-голубенькая малая вершинка, тоже левый профиль. Надо ли говорить, что правого профиля, как мы уже упоминали, нет и не предвидется: есть только левый профиль, как улыбка того кота: улыбка есть, а кота нет. Так и тут: левый профиль есть, а горы в Пафнутии нет и получается, что как бы и в Усманни-Уммии ее тоже нет, а есть только Агрубрадобракрей.

Помнится, в великолепном бестселлере времен всех времен и народов, там, в чьем названии герб чистых руками и крепко-горячих сердцем, душой и телом, там, где слаббабский шпион Агры--ибо Агры по-слаббабски--цвет свежего снега, где капитан Агры пробивает себе дорогу в византийские коридоры власти пучкистов, страны Букетии, в просторечии--Глухотаракань…

Два таких есть великих шпиона, один, про которого анекдоты, который блокбастером стал, и другой--капитан Агры, которого выписал тот писатель, который должен был из чувства чести покончить с собой, когда оказалось, что Усачу конкурентов закладывать все же не совем по кодексу чести было, но который этого не сделал.

Хоть он и не наложил на себя руки, но роман его--толстенный--для своего времени был очень даже читабельный, и вот в этом романе капитан Агры пробивается вверх с самых низов, водителем работает у мелкого штандартенфюрерика, и как тот, когда они проезжают на додже, на девку слаббабскую заглядится, которая высоко юбку приподняла, чтобы лужу перешагнуть--капитан Агры и притормаживал. И так, как Милый Друг, через притормаживанье и постельные подвиги--добился он, добрался до самых верхов и в самый лабиринт минотавра влез, того-сь, Подшаттника-котвоведа, Великого и Ужасного. Зубы сжимал, внутренне скрежетал зубами--что на его девок глядят--но притормаживал. Приходилось ему, значиться, сжав зубы баб ихних высокопоставленных охаживать--он охаживал, сжав зубы, и растормаживался--и пробирался, все выше и выше.

Там, в этом мире испуга, во время инспекционного визита в один из концлагерей, он находит девушку с прекрасным левым профилем, как голубая лилия, и обезображенным правым. Девушку он вызывает к себе--все думают: ну и вкусы у нашего капитанчика, спесифицкие, на уродство падок, а он между тем--одноклассницу свою прекрасную нашел.

--Как же это ты так себя, Мила?--спрашивает Агры.

--Ничего, до свадьбы заживет,--беспечно отвечает героиня Мила, утюг приложившая к лицу, чтобы к офицерам реже вызывали, и он бережно целует ее в обезображенную щеку, а внутри у него все клокочет, а она, свой саботаж совершив, героинечка, живет счастливо, как и должна жить слаббабская девушка в плену: ни пяди врагу!

Совсем как этот самый обезображенный профиль: нет его! Ну нет его! Нету! И мы целуем гору, мы, Начальники Горы, пафнуты, мы целуем эту гору в ее обезображенную отсутствующую щеку, как тот, в фильме того, когда еще молодой был, тоненький, кхмер этот, в фильме кхмера этого, когда тот богач его, бедного врача, себя в жопу целовать заставляет, силком погружает его прямо в центр своего безбрежного пука. Ку-у!

К слову: Агры--древнее слово. Еще во времена оные, которые создал тот, недорасстрелянный…

Поэтесса с орлиным профилем, которая запала на того, расписывающего озеро Чад и жирафов (они вообще любили это дело: Лимпопо и Бармалеев). Того, гусара--забрали, к стенке--нет его! Чик! и нету.

А она продолжала жить. Она была цвета свежего снега под непрямыми лучами неотененного солнца, как все цвета радуги, когда все они просто отсутствуют, она была белая поэтесса.

А была еще рыжая. О ней мы уже повествовали, приходилось. Рыжая тоже вышла замуж за конспиролога, создавшего идеологию азиопизма, который тоже служил чистым телом и горячим руками и духом, которые тоже его и к стенке поставили.

А потом и она на тонкой нитке повисла где-то в глубинке. Она была рыжая--внутри. Но не об ней мы. Мы об ее сестре.

Так вот сестра--мужа, воспевающего жирафов, когда в пампасы-лампасы не поверив, оприходовали в расход--растила сына, но сын ее не любил, считал, что она виновата в смерти отца, а затем сына взяли, и она носила передачи, и все это описано-переописано, а затем сын там, где начиналась раса усманни-уммийцев--жил долго и создал теорию, а вернувшись--вообще философию развил, белую философию. Дело мужа рыжей—горячего сердцем—из оперативного плана превратил в философию «азиопизма».

Недорасстрелянный сын этот создал историю усманни-уммийцев со времен бесконечных до наших дней. И он объяснил, почему ценно то, что не имеет истории. Ведь мы, пафнуты, как считаем? Что, мол, если что-то чего-то стоит—то в веках зарегистрировано. Совершенно анти-четвертованно, мы считаем, что если не обессмерчено… не обессмертено в веках—то и яйца выеденного не стоит. Гордецы мы. Даже понятие придумали такое: белый сукровицасквиз, это когда следы культуры из истории уничтожают. А он—сын белой—наоборот, теорию создал: что, мол, важно не то, что в истории осталось, а что—пшик! И исчезло. Что жизнь—слишком мимолетна, чтобы кумиров себе и фетишей всяких создавать из культуры, домов там, машин и верблюдов. И что—однова живем! Но от этого величие исчезнувшей—несохранившейся—великой усманни-уммийской цивилизации не уменьшается—а, наоборот, возрастает.

Освободил нас. Ибо раньше мы думали: наш долг—обессмертить имя свое деяниями славными, постройками великими, творениями прекрасными. А теперь стало ясно: как верблюжья упряжь, славных туарегов из клана уйма-усманни, из кусочков вяленой кожи, водой истончается, воздухом омывается, песком осыпается и постепенно сходит на нет, и следа от нее не остается в веках… А между тем, слава клана уйма-усманни не тускнеет, а разгорается все ярче и ярче в веках… Так и жизнь наша: истончается, омывается, тускнеет и исчезает, а между тем слава наша множится в веках. И заботиться не надо о продуктах нашей жизнедеятельности—сами озаботятся и сами в веках сохранят наше присутствие, и доказательств никаких не надо.

Тут начался кавардак. Ибо усманни-уммийы—и все их отростки и младшия братия, такие, скажем, как трухачи—как они думали до сих пор? Что если земля не наша—надо доказать, что она наша, найдя телефонный шнур двенадцатого века до нашей эры во время раскопок на глубине двенадцати метров под ханским дворцом. Как они боролись? Они объявляли—что они сами—местные, а пафнуты, скажем—пришлые. Что это они в свое время создали цивилизацию блабр, и цивилизацию слаббабию, и свою, усмани-уммийскую цивилизацию, и еще кучу других. И что просто их потом отовсюду согнали и только Усмани-Уммийя и осталась—а вот затем пришли эти плохиши пафнуты и объявили, что часть Усманни-Уммии—ихняя.

Они объявляли, что и астрономия—их рук дело, и кукуруза, и кофе, и помидоры, и классическая музыка, и французский шансон, и название самого вкусного фрукта на свете.

А пафнуты объявляли—что как раз все наоборот: и астрономия, и то, другое, третье—все—ИХ рук дело.

А тогда усманни-уммийцы начали делать следующее: разрушать пафнутские кладбища и храмы и объявлять во всеуслышание, что пафнуты над ними устраивают белый сукровицасквиз.

А пафнуты начали делать прямо противоположное: разрушать усманни-уммийские… ну там остатки кладбищ, какие были, и утварь домашнюю, ну и храмы иногда—и кричать на весь мир, что после черного сукровицысквиз усманни-уммийцы над ними устроили красный, а теперь и белый.

Более того: пафнуты даже еще хитрее поступили: они начали ВОССТАНАВЛИВАТЬ прежде разрушенные храмы усманни-уммийцев…

И усманни-уммийцы начали иногда, очень селективно, восстанавливать самые безопасные из исторических памятников пафнутов…

И объявлять, в зависимости от нужды:

А. Что это не ИХ, т.е. противников, памятники, а древних цивилизаций, которых ОНИ, противники, в свое время погубили.
Б. Или же что это Их памятники, разрушенные ИМИ ЖЕ из-за присущих им широко известных негативных внутренних качеств: вероломства, там (чтобы противников в белой сукровицесквиз обвинить при всем честном народе), мазохизма или садизма… И что ОНИ теперь эти памятники восстанавливают—так как ОНИ-то цивилизованные, не чета ТЕМ…

Создав теорию о том, что памятников НЕ НУЖНО, а достаточно покорения, этот Лев Верблюдов, сын той белой—агры-поэтессы—совершил революцию в переворачивании национальных идей. Ибо он тем самым снял необходимость в:

А. Сохранении памятников—и их историко-геостатистической ценности
Б. Белой сукровицесквиз.
В. Попытках увековечить одну отдельно взятую жизнь в относительно бессмертных продуктах культуры и искусства как паллиатива из-за отсутствия реального бессмертия.

Он к тому же преподнес усманни-уммийцам прекрасный повод избавиться от комплекса неполноценности, так как происхождение их отдалил как мог до их ближайших предков—лунников, спустившихся с луны, и доказал, что если к блабрской цивилизации они и не восходят, то уж к лунникам-то точно восходят, а это чуть ли не еще древней.

(Ведь если материальной культуры как доказательства долгожития не нужно, значит, долгожитие уже и так доказано…)

Более того: он к тому же доказал одну простую, но гениальную истину: что ВСЕ ЛЮДИ—пришлые на той земле, на которой сейчас живут!

Единственный ответ, который пафнутские академики могли найти на эту неожиданную атаку—был следующий: Да, сказали они, защищая свои диссертации. Мы—пришлые на этой земле. Действительно. Мы появились здесь всего лишь десять тысяч лет назад. Но ведь усманни-уммийцы-то появились всего лишь пять тысяч лет назад!

Но этого ответа практически и не понадобилось по той простой причине, что усманни-уммийцы-то сами—верные своей привычке не замечать исторические памятники, не создавать и не сохранять их, а покорять и вперед двигаться—не особенно и заметили Льва Верблюдова и его теорийки.

Ну а раз так, то и перестраиваться особенно аргументам пафнутов не надо было. Как говорится: по ком звонит—по том и в коня корм.

Но даже и он, Лёвушка-Верблюдушка не объяснил…

И злот этот, словарь про хазаров создавший, тоже не объяснил:

Как это? :

Есть одна Агрыбракабра--на Юг от Центральной Азиопы, там, где студентусы к власти пришли, баб к ноге, древние скальные памятники взрывали, а затем пришла Ларентийка и, в отместку за 9,11 и чоорртыхлизм, разгромила их на буй. А раньше там слаббабчане гибли. А один из нас с их бывшими лидерами в москальской харчевне кутил в годы энные.

И есть другая Агрыбракабра--на месте Юго-Восточной Карапнафказии. Тоже легенда странная: якобы там была древняя цивилизация Агрыбракабр, а затем пришли этакие гадкие пафнуты, опафнутили их, уничтожили их религию и алфавит, насадили свою религию--Четвертованного, и свой алфавит, монахом тем изобретенный,

переписать. И на месте—на костях—на пепелище некогда цветущей усманни-уммийской страны Агрыбракабр создали свой неприступный Бумбарах.

Пафнуты-то утверждают: все правильно, берем вину на себя, ассимилировали… (Как страна, много поражений потерпевшая, пафнуты любят легенды о собственной жестокости.) Каемся, несознательные были, молодые еще, неоперившиеся, прав человека не соблюдали, да вот только—не усманни-уммийского мира та цивилизация частью была, а урано-блабрского…

И есть третья Агрыбракабра--уж совсем странная: на Юге Уввросоюза, но отсталая, самая отсталая среди всех уввров, та, которую злоты пытались покорить, с землей сравнять, ибо материнское начало злотов оттуда берет себя… Та, которую усманни-уммийцы образовали, когда пришли, покорили и, как волна цунами, все покрыли, докатились до ворот Гуакамоли, великого города Нину, обвзалкаллили местное население и откатились, оставив лишь островки своего присутствия в виде местных агрыбракабров… Но… Но не совсем, то есть не обусманни-уммиенные гуакамольцы, макашонцы, вермишельники или макашонники--эти агрыбракабры. Странный народ это, дикий, в глазах огонь горит, даром что в центре Уввросоюза обосновались, девки Уврросоюзовские сохнут по ним, высохнуть не могут, ради девок этих они половину злотов вырезали, другую половину изгнали и не только Уввросоюз, но и сама Ларентийка вероломно пришли к ним на помощь--против злотов, ибо злоты--древние союзники слаббабов (держи карман шире! Да кто разбираться-то будет?), и обсчитались дурачки уввры и ларентийцы, и врагов своих исконных на груди пригрели, вызмеили, да кто знает, может, это им потом зачтется, во время великой бритвы.

Но как бы то ни было: есть минимум четыре Агрыбракабра: обезображенный профиль--раз. Там, где Ларентийка искала Мусясю Бенбецалеля, где студентусы на юге Центральной Азиопы-два. На месте современного Хавронгрида-три. И к югу от остатков страны злотов и Макашонии-четыре. И есть еще и целый континент, по закону смены смыслов означающий не «все цвета, которые отразились и не проникли», а «все цвета, когда они сошлись вместе».

Так и, скажем, некоторые блюда: птица Хунди по-ларентийски--птица Усманни, а
Фруктус Пафнутикус в просторечии--Агрыбракаброс, как и континент.

Видно, цвет этот--Агры--особый цвет, цвет белых клоунов.

Да и само название пафнут—оно внешнее: так их слаббабы, уврры, ларентийцы и усманни-уммийцы называют.

Сами пафнуты себя называют пан-пиф-паф-кун-жут, или коротко: гижель.

Кхмеры же, к примеру, их называют: сумбуры, что по-кхмерски означает: «ниже нас, но не очень, иногда умелые но всегда хитрожопые наши братья по истории но мы их все равно на корню! (дай нам только волю)».

Вы, конечно, знаете, что гижель по-ларентийски—привет. Вот так и получается, что каждый день треть человечества многократно повторяет: пафнут! Пафнут! Пафнут! Не удивительно, что пафнуты—в общем и целом процветают, несмотря на сукровицысквиз. Как сказал бы Левушка-Верблюдушка—пассионарныя…

Подводная лодка в горах
(пафнутская шутка)

Гарцующий у Порога как-то рассказал идею своего сценария одному из нас.

Необходимо иметь в виду, что сценариев--а тем более их идей--намного больше, чем фильмов. Большинство их так и остается идеями. Тем более те, которые придумываются таким уникальным типом, как Гарцующий у Порога.

Гарцующий у Порога снял несколько фильмов--успел. Но главный фильм его, как правая щека Агры, был обезображен и исчез во времена оные. Без главного фильма все, что он снял--это как бы вишенки без торта. Но есть хорошие, сильные, красивые, вкусные вишенки. И второй свой главный фильм--про войну в Бумбарахе--он тоже почему-то до сих пор не вывел на широкий простор. Вместо этого собрал маленький, но юркий ястребитель и вездетанкоход, для защиты Бумбараха, для серийного производства которых спонсоров ищет--но не йиргунов ни в коем случае, а только пафнутов. Идейный! А пафнутам--начхать с далекой ратуши на эти танки и ястребочки. Но Гарцующий не унывает. И вот его идея:

Но до того, как начнем пересказывать идею, необходимо иметь в виду стиль Гарцующего. Как и Атом, как и Молекула--Гарцующий--нуден в своей режиссуре: долго он всматривается в кадр. Может часами снимать паутину. Актеров не любит: берет живых людей и живые антуражи. Фотограф и оператор--отменный, пришел из документалистики. Великие кадры, использованные великим ребенком в документальных одах «Великое Время, В котором Мы Живем»--там, где толпа впервые собирается на Площади Опуса, будущей Площади Свободы, по случаю мировой победы в чемпионате по телефункену пафнута, хоть и кхмерского по происхождению: Тегерана Камнеклятвопреступа--25-го Чемпиона Вселенной по телефункену--сняты Гарцующим, который тогда был телеоператором. Так вот, эти кадры тогда--году эдак в 1964-м--не могли не быть свободоносящими, так как это были кадры про народ, ликующий толпой--и затем повторились менее чем через год, когда народ впервые восстал за право праздновать сукровицусквиз, по случаю 50-летия последнего. А затем эти кадры повторились через 23 года--когда народ восстал за Бумбарах и разрушил Слаббабский Союз себе на голову.

Гарцующий впервые--после Великой Спячки и Низзя! Всеобщей Табуизны Усача--показал народу самого себя, ликующего, как в зеркале. Святое беснование: когда кайфово—вместе всем, и священное чувство охватывает, как в храме—и когда витрины громят, а то и людей на куски рвут, деревья рубят, и кайфово—как в отпущеньи.

Затем было много репетиций: ходки с футбола победные или дико разочарованные, с битьем витрин и писанием на фонтанчики, чтоб затем западло было из них пить (помним, помним игру с Баварией в 1978-м году!), ходынки на или с концертов на велотреке, таких групп, как Уестерн Сюпер Крайзис… И затем был Бумбарах и--все: народ разъехался. Свет потушили. Сейчас там наши дачи, и царствует Бумбарахский Манаджар.

Итак, Гарцующий берет-выбирает кого-то и долго-долго наблюдает. Заставляет их ломать себя--и наблюдает. А затем монтирует--и обычно получается нечто близкое к гениальности.

Идея фильма у него--в нашем понимании--следующая: собирается группа людей—молодых, современных, все как один—с мобильниками и айподами, в цветных одеждах—красивых, статных парней и девушек—из разных стран: альпинистов. И решают они подняться на Арарат, чтобы доказать, что кораблика-то там никакого и… НЕТ!

Чтобы это понять, необходимо иметь в виду, что поднятие на Арарат—древнее и благородное занятие. Им занимались единицы. Однажды один из Скандикорабелии, два века назад—это сделал. Говорят, даже кусок кораблика притащил вниз. И что же? Главный пафнутский просветитель новых времен—тот, что прославился тем, что оду слаббабской королеве написал, той, что благодаря своему любовнику-янычару напала на Пафнутию, отняла этот бесхозный кусок земли у древней цивилизации Уран и присоединила к себе—тем самым спася пафнутов от исчезновения… Он еще прославился тем, что оду эту написал на живом пафнутском наречии, на том, на котором он говорил, нежели на том, на котором предписывалось это делать—на древнепафнутском, на котором никто уже много веков к тому времени ничего не понимал… Так вот он—увидев успех того скандикорабельного профессора—тоже, говорят, полез в гору, да так и пропал. Есть версия, что на самом деле он не в гору полез, а в бутылку, и его слаббабская королева сгноила—или ее любовники-йенералы—чтоб не гениальничал, по политическим мотивам, по мотивам национальной безопасности… Но легенда гласит: полез на гору и пропал.

Мало кто на эту гору лез: как и все святое, она труднодостижима—раз. Во-вторых, уже много веков как со стороны остатков сегодняшней Пафнутии на нее не полезешь—Усманни-Уммийцы запрещают, а со стороны Усманни-Уммии не полезешь—так как с этой стороны ее, фактически, как мы говорили, и нет. Те, кто добивались разрешения и лезли—чаще всего пропадали, или никуда не доходили, или новости о них исчезали, или сами они забывались. Плюс к тому, уже долгое время по ней проходит разделительная линия между зоной влияния Слаббабии версус зоной влияния Ларентийки. Плюс к тому—там бесчинствуют банды хрустяков. Вполне может быть, что Мусяся Бенбецалель в последнее время там и околачивается—в логове какого-нибудь снежного человечка—в ожидании, пока Ларентийка нападет на Уран, и вопрос хрустяцкого государства встанет ребром. Вот тогда-то он вновь и проявит себя во всей красе! Косвенный факт, подтверждающий это—недавние публикации трухачей, что он якобы приютился в Бумбарахе. Трухачи-то пишут это, чтобы побыстрее мировое сообщество Бумбарах у пафнутов отняло и им передало обратно, на блюдечке с голубой каемочкой. Да ведь… Нет дыма, как говорится, без огня: где же еще скрываться, как не в государстве, которого нет, или территории, которая сугубо вертикальна, как Бумбарах, или, в крайнем случае, на горе, у которой только один профиль, да и то недостижимый, прижимистый, как горизонт?

Да и церковь не очень-то за такие авантюры: лезть на нее, на гору эту. А вдруг и правда—чего найдут? Или—тем более—ничего не найдут?

И вот эти гады решают собраться и… взобраться туда. Чтобы, главное, доказать, что ничего там особенного нет.

Конечно, не все. Меньшинство идет туда, чтобы доказать большинству, что последнее не право: там что-то есть. Короче, по разным мотивам, но в разных концах света они готовятся, ботинки начищают до блеска, снаряжение покупают, в кафе сидят обсуждают, последние дела утрясают перед походом—долго-долго. Затем собираются и лезут.

В фильме никаких объяснений не будет, тут надо вообразить наблюдение за непонятными подготовками ряда людей в различных концах света, и их жизненными приключениями в процессе этих подготовок.

Сборы по отдельности. Затем—как они съезжаются.

И затем они лезут. И как они лезут: снега. Вьюги. Трудности. Обморожения. Опасности—ни одной неожиданной, все совершенно реальные, но реально трудные. Встречи с местными хрустяками—милыми снежными человечками на мерседесах. Беседы ночами вокруг костра. Песни под гитару. Любовные истории. Болезни. Ранения. Переохлаждения. Отморозки. Смерти. Трусость, отступление. Геройство, ползком вперед. Взаимопомощь. Истории, рассказываемые ими друг другу.

Лезут они, лезут… И доходят до вершины. И те, кто выжил, затем возвращаются. Ничего, действительно, не найдя.

Сермяжный был бы такой фильм, в духе «Профессия: репортер» Антониони. Да только—кто его поймет так, по нашему пересказу? Пока—никто не понял. Да и сам Гарцующий не понимает. Мнения высказывают сугубо тупые: «Надоели нам темы фильмов про восхождение за корабликом или его кусочками». Или: «Как это некрасиво: лезть туда, чтобы доказать, что там ничего нет!».

Идиоты! Вот что скажем мы по поводу таких мнений. Это же дважды два—четыре! Это вам не папский престол, не святотатство и не антипатриотизм-антипафнутизм! Вслушайтесь же в себя! В тишину морозной белизны! Вы лезете, живете, лезете… И КУДА ЖЕ ВЫ С МАТЕМАТИЧЕСКОЙ НЕОБХОДИМОСТЬЮ ОБРЕЧЕНЫ ДОЙТИ???!!!

ПАФНУТСКАЯ СЧИТАЛКА

(легкое чтение—легкий юмор, как противовес предыдущему)

Ё… твою бабку
Дед е-л бабку
Бабка снесла папку
Папка е-л мамку
Мамка снесла тебя
Тебя е-у я!

ЧИТАЙТЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ:

Эксклюзивное интервью с чоорртыхлистом. Прямо жареньким. Свеженьким, прямиком-прямехонько с огня.