Нарушение всех табу! Деликатный читатель, уйди, еле сдерживаясь, чтобы не проклять! Или загляни в замочную скважину...

Здесь мы начинаем публикацию чужих писем, попавших нам в руки. Берегитесь! This is embarrassing!

Ocherednaya popytka analiza

Aziz jan
Nu vot yeshchio odno pismo—posle tvoego messagea, etim shriftom, potomu shto J zabyl postavit russkiy na moy kompiuter I uje ushiol. Vmesto romana—yeshchio popytka pisma tebe. Pochti ni odno pismo po nashim otnosheniam ya tebe ne otdaval. Ne znayu, otdam li eto ili net. Tut yest element silnogo emotsionalnogo napriajenia, meshayushchego sosredotochitsia. Ty menia I navernoe, sebia polnostiu zakonfuzila.

Ili ty menia ne liubish kak mujchinu. Ty mojesh togda khotet drujit so mnoy (shto eto znachit?). No, znaya, shto ya liubliu/liubil tebia kak jenshchinu, eto pochti nevozmojno chelovecheski, ili v sluchae so mnoy. Pochemu? Ty znaesh: ya budu chuvstvovat gorech ot nashego obshchenia, ili yego pustotu I nedostatochnost, ili pytatsia ispolzovat yego, shtoby tebia ‘vernut’ ili ‘zapoluchit’. Eto biologia, I moya volia malo imeet k etomu otnoshenia—eto emotsii. Voley ya mogu khotet delat odno, a poluchatsia budet drugoe.

Drujba. Yesli I kogda my uspokoimsia, provediom vremia ochen dolgo otdelno—neskolko mesiatsev, god, dva, bez kommunikatsii; ya obzavedus partniorom, girlfriend, navernoe. Togda vozmojno. Odnako je moy opyt mne govorit, shto I togda trudno budet, tak kak takie shramy zajivayut ochen medlenno, ili voobshche ne zajivayut. Zatem, shto takoe drujba? Shto ya ponimayu pod drujboy, shto ty? Yesli eto drujba poverkhnostnaya—eto odno. Nujna li ona nam? Raz v god vstrechatsia, khodit v kino ili na kontsert, rasskazyvat drug drugu, kak pojivayut sovmestnye druzia, semyi—ty moyu znaesh oshchutimo, ya tvoyu net . . . eto daje ne nado I planirovat, k etomu ne nado I stremitsia, kak ty govorish ob inykh sluchayakh—eto ili poluchitsia, ili net.

Ili ty menia liubish kak mujchinu. Togda ty imeesh ochen mnogo prav I shansov. Ty imeesh pravo trebovat ot menia: liubvi, vernosti, nejnosti, terpelivosti. Priglashat menia uchastvovat v tvoey jizni, uchastvovat v moey jizni. Seks. Eto ne doljno byt ochen utomitelnym, ne doljno byt slishkom neupravliaemym. No v takom sluchae ya u tebia proshu toje, I ya toje imeyu prava (yesli to, sho ty menia liubish kak mujchinu, oznachaet dlia tebia, sho ty khochesh so mnoy byt): ya u tebia proshu nejnosti, dobroty, uchastia v moey jizni do toy ili inoy stepeni. Eto ne obiazatelno, shtoby bylo nastolko mnogo, shtoby ty ubegala. Ya mogu predostavit tebe mnogo svobody.
Ya daje ne proshu tebia uje bolshe rasstatsia s M. no mne bylo by ochen konfortabelno tochno znat, gde ya stoyu, na shto imeyu pravo, na shto net. Zamet: ni odno iz moikh jelaniy ot obshchenia s toboy za poslednie polgoda ne udovletvorialos. Ni odno! Ni odna nasha vstrecha, noch, ni odno obshchenie ne bylo tak, kak ya by mechtal ob etom: svobodnym, uverennym, drug s drugom, v pomoshch drug drugu nejeli v muchenie. Neujeli menia tak trudno udovletvorit? Net. Delo v volnistosti, v volne tvoego otnoshenia ko mne.

‘Liubliu kak cheloveka’: tvoy yazyk: ‘ya tebia liubliu kak cheloveka, no ne khochu stroit s toboy jizn’. ‘ya ochen liubliu L.’. ‘ya, navernoe, doljna soznatsia sebe shto khochu tebia’. ‘ty prav, my doljny nauchitsia dogovarivatsia’. ‘ya ponimayu, shto tebe bolno’. ‘ya, mojet, ochen liubliu tebia’. ‘Mne nujno provesti vremia s samoy soboy, odinoko, otdelno. Podumat’.

Dlia menia liubov kak k cheloveku nedostatochna. Ya ne viju raznitsy v etoy liubvi I v liubvi k prokhojemu. Ya ne veriu v etu liubov, kak shto-to udovletvoriayushchee menia, otvechayushchee sile moego chuvstva. Dlia tebia eto—redemption, dlia menia redemption—v chestnosti, daje yesli ona—jiostkaya. Ya khochu ili tuda, ili siuda. A tak—liubov kak k cheloveku—I tak yest. A yesli ne budet tuda ili siuda, ona ochen daje mojet obernutsia nenavistiu.

Umeesh li ty nenavidet? Plokho li umet eto?

Moy yazyk: spontannost. Volny. Nejnyi zakat. Butchers wife. (You say: I want to ask the butcher’s wife How are you on Saturday mornings, while bying meat).

Uslojnenie situatsii.
Pervoe uslojnenie: my rabotali vmeste, ya byl tvoy nachalnik, I ya etogo ne chuvstvoval s tekh por, kak v tebia vliubilsia. Ty chuvstvovala. Seichas etogo bolshe net/ne budet. Slava bogu.

Vtoroe uslojnenie: my rabotali vmeste, my vstrechalis chasto, rabota perekhodila v obshchenie, proiskhodil zamknutyi krug. Seichas etogo ne budet, slava bogu.

Tretie uslojneie. My rabotali vmeste, ya tebia liubil, ya ne mog tebe vozrajat, ya chuvstvoval nekomfortabelno.

Chetvertoe uslojnenie: my rabotali vmeste (I khorosho rabotali), jizn peretekala v rabotu I obratno, rabota/jizn intensifitsirovalis, my stradali oba, my stradali ot, byt mojet, raznykh aspektov intensivnosti: ya, shto eto kasaetsia tolko raboty, ty—shto eto takje peretekaet v lichnoe.

Piatoe uslojnenie: ty stala mne ochen blizkim suhshchestvom, kotorogo ya ne tolko liubliu kak jenshchinu, no I kotoroy poveriayu mnogoe, slishkom mnogoe.

Shestoe uslojnenie: Iz-za nereshennosti volnistosti, my nakopili negativnyi opyt volnistosti. Vsio shto ya napisal do uslojneniy, bylo relevantno I god nazad, I polgoda nazad, no na eto nalojilsia negativnyi opyt nashego obshchenia za eto vremia.

Sedmoe uslojnenie: My dumali, shto drug druga ponimaem ochen silno, no na samom dele eto ne tak: ty menia schitaesh slishkom tsinichnym, navernoe, I zlym, ya tebia toje schitayu zloy, I, navernoe, gde-to sentimentalnoy. Ya govoriu odno, ty slyshish drugoe. I naoborot? Telesnyi yazyk u nas khorosh, my khorosho ponimaem drug druga emotsionalno, no na nego odnogo polagatsia nelzia—tem bolee shto my ne daem prava drug drugu (ty—mne) ochen tesno telesno obshchatsia. Ty chasto ne prinimaesh moi mneia, kotorye kajutsia tebe jestokimi I slishkom bystrymi, ya—tvoi, kotorye kajutsia mne poverkhnostnymi I slishkom ‘butchers wife’.

Naprimer, ty schitaesh, shto yesli ‘do togo, kak vmeste’, nam tak trudno/plohko, to shto je budet, ‘yesli budem vmeste’? Ea schitayu, shto ‘iz-za togo, shto my ne vmeste, no drug okolo druga, nam tak trudno I plokho’. Yesli my drug okolo druga—doljny byt vmeste, yesli my ne vmeste—ne doljny byt drug okolo druga.

Ty liubish proyavlenia jizni, kotiat, derevia, tsvety I t.d. Dlia menia je vsio eto tuskneet I perestaet imet znachenie, yesli eto ne na fone nashey s toboy liubvi. Kak drug tebe—mne neokhota liubovatsia zakatami. Ya mogu liubovatsia zakatami tolko s toboy—kak s moey jenshchinoy.

Vosmoe uslojnenie: Sotsium. My sozdali situatsiu, shto mnogie znayut o nashikh otnosheniakh, I eto deistvuet I na nas, I na nashi otnoshenia s nimi, I na nikh. Ya otsechion ot tvoey semyi, ty samootseklas ot moey semyi. Net varianta drujit I delat vid, shto vsio v poriadke, shto nichego ne proizoshlo. To je I s riadom kolleg.

Deviatoe uslojnenie: Mne trudno daje na neitralnye temy govorit s toboy. Emotsii berut verkh. Tebe, po-vidimomu, toje. Poetomu my napadaem drug na druga daje na rabochie temy.

Desiatoe uslojnenie: Ne znaya, shto ty ot menia khochesh, shto ty soglasna mne dat, ty otsekla menia takje I ot vozmojnostey delat podarki, uchastvovat v tvoey jizni vserioz, pomogat tebe v delakh, I naoborot.

Odinnadtsatoe uslojnenie:

Kogda by my ni nachali obshchenie I s chego by ni nachali, poka ya k tebe neravnodushen, ya vsegda budu pytatsia maksimizirovat, tebia zapoluchit, ispolzovat liuboy shans dlia etogo. Eto tebia vsegda budet ottalkivat. Ne potomu shto ya piavka—a potomu shto ya khochu, shtoby ty byla moey jenshchinoy. Eto ya tebe uje govoril, I mnogie punkty sredi etikh uslojneniy takje. K sojaleniu, ty ne uslyshala ili ne priniala togda vserioz, ili ne mogla ispolzovat, pytayas stroit strategiu otnosheniy so mnoy. Ili ne khotela stroit strategiy, a khotela/dumala vsio kak nibud samo soboy proizoidiot/reshitsia.

Dvenadsatoe uslojnenie: Venericheskaya bolezn.

Trinadsatoe uslojnenie: Downwards spiral. Chem dolshe my ne prinimaem mery po etomu povodu, tem dolshe u nas poluchaetsia vsio khuje. U nas voznikayut paranoi, voznikaet enemy image po otnosheniu drug k drugu.

Navernoe, yest I yeshchio mnogie uslojnenia.

Vopros: mojno li, pri takom uslojnenii, nadeyatsia na shto-to khoroshee sovmestno? Otvet: net, yesli my ne budem glavnymi mujchinoy I jenshchinoy drug dlia druga. Togda luchshiy variant: perestat obshchatsia. Samyi bystryi I nadiojnyi sposob. Da, yest malyi shans, shto vsio uporiadochitsia, yesli my zakhotim risknut I stat drug dlia druga glavnymi mujchinoy I jenshchinoy. Shans vsio menshe I menshe, no on vsio yeshchio yest . . . dlia etogo nado serioznyi razgovor provesti, I nachat sovmestno seriozno planirovat.


Moya evolutsia: (yanvar-aprel): Mne bylo ochen bolno. Shto chuvstvuet chelovek, kotoromu sdelali ochen ochen, ochen silno bolno, no kotoryi ne mojet izbavitsia ot istochnika boli? Snachala barakhtaetsia, pytayas prisposobitsia, zatem, priviazannyi k istochniku boli, nachinaet, yestestvenno, nenavidet istochnik boli I pytatsia ot nego izbavitsia.

Pochemu mne bylo tak bolno? Iz-za togo, shto tvoy rezkiy otkaz I izmenenie situatsii byli stol rezkimi, a zatem ne ostalis na toy je vysote.

Shto proizoshlo v itoge? Ya stal poperemenno to klianchit u tebia liubvi I vykliancivat kusochki, to . . . muchit tebia, vozvrashchat tebe bol. Stanovitsia tsinichnym.

Situatsia otkaza liubvi—egoizm, konechno, no ne tolko: ved liubov—eto jelanie otdat I otdatsia, jelanie sovmestnoy jizni, sovmestnogo vzgliada, soyuza.

Chestnaya popytka poniat: ya prilojil mnogo usiliy, shtoby poniat tebia, I ponial mnogoe. Ya obogatilsia ot obshchenia s toboy. Ty—toje.

Emotsii I razum: mne chasto kajetsia, shto ty schitaesh, shto ya slishkom idu ot razuma. Mojet eto I tak, khotia ne tak: oblech v slova emotsii—vot I razum? Ne sovsem, navernoe . . .

Kolichestvo slov: mne kajetsia, ty schitaesh, ya slishkom mnogo slov govoriu/trachu. Mojet byt. Ya pytayus doiti do tebia. Slova—moy instrument, kogda ya ne mogu slitsia s toboy, ya pytayus najat na slova. Eto tebia otpugivaet, yesli ty ne khochesh ni slitsia, ni obsujdat.

Kolichestvo refleksii: mne kajetsia, ty schitaesh, shto ya slishkom reflektiruyu. Da. Kogda ty tam. Eto ta je chestnaya popytka poniat, shto I v rabote, shto I v pisanii. Dokopatsia do suti veshchey. Konechno, yesli ty menia liubish, to takje I za eto. Ty predpochitaesh gliadet vovne. Ya—vnutr. Yesli ty ne preziraesh moyu popytku, ne pugaeshsia ee—gliadet vnutr—ya ne prezirayu I ne pugayus tvoey popytki gliadet vovne. Ya ee liubliu. Ya u nee uchus.

Oskorblenia drug druga: mne kajetsia, ty oskorbliaeshsia ot moikh slov chasto. Oni navernoe chasto slishkom judgemental. Kak ya govoril, ya seichas emotsionalno slab s toboy—mne trudno sderjivatsia. No ty nauchaeshsia eto ponimat, nauchilas uje, ty stala dobra, dobree, kak-to resigned, shto li v etom otnoshenii. Spasibo tebe. Pover, shto ya soznatelno ne starayus oskorbit, a poniat. Ya ne schitayu, shto na poverkhnostnom urovne komplimenty shto-to znachat. Tak je, kak ya ne delal komplimenty, khvalia tebia, ya ne delayu komplimenty, yesli vyskazyvayu o tebe mnenie, kotoroe ty otsenivaesh kak negativnoe. Ty imeesh polnoe pravo delat to je I na samom dele sdelala spolna, ne predpochtia menia, togda kak ya predpochiol tebia bezogliadno.

Aprel-iul: bolee spokoino, stanovitsia privychnym byt odnomu, ne nadeyatsia na to, shto ty v moey jizni yest. Vsio bolshe sravneniy s proshlym opytom, vsio bolshe opredmechivania, obiektivirovania, vsio menshe nadejdy na to, shto u nas s toboy sovmestnyi kosmos. Strast, vsio je, tam yest, I nadejda teplitsia.

Popytka otdatsia tebe, kak ty khochesh: stolko, skolko ty khochesh. Ne govorit, ne reshat, ne trebovat, molchat, stisnuv zuby, jdat . . . sryvy ot etogo . . . kolichestvo boli pereshlo v nevozmojnost terpet koe-shto: v itoge napadki na tebia kak vzryvy.

Prosto terpet I jdat, shto tebe udosujitsia, kak tebe udosujitsia—ne pomogaet.

Ty: mojet, ty dumaesh, shto yesli mila so mnoy, to mne legche? Net, mne tiajelee. Ty znaesh. Mogu ya skazat: ne bud mila so mnoy? Vot I govoriu . . . a vnutri khochu—shtoby ty byla mila I bolee togo: priniala by menia I moyu liubov, I otvetila by tem je.

Ty: shto v tebe izmenilos za eto vremia? Stala li ty bolee priviazannoy ko mne? Menee? Ne znayu.

Sudba: jal, shto u nas ne budet rebionka. Mojet, ya pochti uveren, eto by pomoglo.

Seks: khoroshiy, privychnyi, s ogromnym potentsialom, s ogromnym razvitiem nesmotria na ogranichenia, no—ne seks liubiashchikh! Dlia menia, vo vsiakom sluchae.

Unsustainability: kak mne planirovat den, jizn, jdat ot tebia vestochki? Idti na drugoy date? Iskat drugie dates? Byt vsegda nagotove, I nikogda ne dojdatsia tvoego klicha? Stat jit polnostiu nezavisimo?

Zlost I dobrota: I ya, I ty dobry drug k drugu, no perejav vozmojnosti drug druga, perejav velikodushie, my delaem zlo drug drugu.

nichego nevozmojno, davay prislushaisia ko mne: podumaem o nedele vmeste? V period kanikul?

Yesli ty schitaesh, shto mejdu nami shto-to vozmojno, no nedelia na kanikulakh nevozmojna, pust budet shto budet. Karty tebe v ruki. Day mne znat, shto ty schitaesh, kogda schitaesh. Ya ne veriu, shto ty dash znat. Togda vsio konchitsia. Vsio pridiot k svoemu logicheskomu zaversheniu. Luchshe budet, yesli bez dopolnitelnykh vstrech, kogda ya budu priezjat, bez emailov I telefonnykh razgovorov mejdu etimi vstrechami.

Do togo: nado dogovarivatsia, kak my provediom eti poslednie dni. Yest li shto-to ne obgovorennoe?

Shantaj: liuboe moe uslovie dlia tebia—shantaj. Dlia menia je muchenie—tvoya spontannost, volnistost.

Kogda my schitaem, shto u nas otsutstvuet strategia, ona prisutstvuet: takov argument marksizma po otnosheniu k kapitalizmu, kotoryi schitaet, shto rynok prosto yest, shto on—ne sistema, a neshto yestestvennoe. Itak, prosto po analizu nashikh otnosheniy za polgoda, shto my imeem?

Vyrosshuyu tebia. Tvoyu indecisiveness po otnosheniu ko mne. Znaya tvoy decisiveness v drugikh delakh, znayu, shto eto znachit. Shto eto prosto milyi sposob postavit ramki. Milyi—a stanovitsia muchitelnym. Muchitelno priamoy—bylo by luchshe. Chestnee. Ili, yesli ya ne prav—togda uje ne stavit ramok. Idti napropaluyu do kontsa. Dat krylia mne I sebe.

Ne otkaz . . . ya dumal, eto prosto nice otkaz (v tvoem ponimanii), zatem stal dumat, shto net—ty pravda chego-to jdiosh, na shto-to nadeeshsia . . . ya nauchilsia ne byt pod pytkoy ot tebia, ot tvoey volnistosti . . . eto dorogo oboshlos, I mne, I tebe: moi vspyshki. Kogda ya ochen terpeliv—tvoi vspyshki toje . . . glubje vyrazilos nashe neponimanie. Glubje vyrazilis nashi razlichia. Nashe nejelanie zaviset drug ot druga. Nashe znanie drug o druge—znanie ne v liubvi, a vovne, obiektivnoe, jestokoe znanie . . . yest li yeshchio shans vosstanovlenia, liubvi? Yest, navernoe. Zakhotim li my sdelat effort? Ya by ne proch, da vot ty . . . ne khochesh je ved? Eto je ved byl by effort? A eto ne ukladyvaetsia v tvoi plany na dannom etape. Ni podarkov ne khochesh delat, ni efforts, ni commitment.

Nu shto je, ya ponimayu . . . udovletvoritsia tem, shto ty predlagaesh—ya mogu, no eto tolko to, shto ty predlagaesh. Eto daleko ne to, shto u nas moglo by byt. My obedniaem drug druga I sebia samikh.

Mojet, yeshchio mojno vzglianut vsled angelu proletevshemu, krylom makhnuvshemu? Podarit drug drugu ray?

Vot pojaluy I vsio . . .



+ + + + +


По-моему все, что ты говоришь, так красиво и великолепно . . . Да,
извини, насчет молодой и сильной это я эгоистично . . . Но правда, невозможно ведь не видеть разницу между тобой и теми, на кого «прошедший этап» уже навешан . . . Это я говорю независимо от наших с тобой отношений. Да, верблюд с тюками, да, приближение смерти—а мне, ты думаешь, легко разбираться во всем этом? Я ведь по мудрости моложе тебя—вот и приходится все время напрягаться, чтобы разобраться в этих прошедших этапах, чтобы не исчезнуть под обломками, алгеброй гармонию поверить, раз уж чувства гармонии не дано . . . Накопления ты не избегнешь, а вот умение напрягаться, чтобы выдержать (и выдерживать грациозно не напрягаясь—как ты сконфуженно и сердито, но очень мило реагировала, что у них противозачаточные пилюли только по рецептам), в тебе уже есть. Так что не я, так кто-то другой, только пустее, проще? Жизнь всегда возьмет свое.

Любовь, влюбляться . . . Ты что, сознательно это делаешь? Тогда хорошо, что ты не влюбилась в меня—до конца, что ли? Или недовлюбилась. Такой и будь, пожалуйста. Я в тебя тоже не влюблен. Мы просто спим друг с другом, и нам нравится общаться. Ха-ха-ха. Смешно, ей-богу. Говорят, это самые сильные и крепкие отношения так складываются? Когда партнеры видят друг друга без ауры той белой, слепящей? Как бы то ни было, ты мне очень дорога. Рассказ пошлю—хотя и боюсь—ты ведь не так любишь письменные скабрезности—а я вот стесняюсь целоваться в магазине женского белья . . . Не знаю, как все будет в будущем, но я тоже верю, что все просто и легко и хорошо будет. Во всяком случае, для тебя. Ты знаешь, почему я пугаюсь? Потому что ничего еще почти не было, а ты у же боишься, чуть-чуть, связываться со мной. Еле-еле я преодолел свои компклексы, так как смог такую девчонку как ты уговорить, убедить, что я кое-чего стою даже до той степени, что со мной можно спать—я сейчас по улице даже вышагиваю по-иному, более самоуверенно, спокойно, полный чувства собственного достоинства—а тут ты уже выказываешь опасения, что это может быть слишком сложно, слишком тяжело, что это работа . . . пустота, чернота, темнота мечты—прошу тебя, не нарушай ее боязнью. Она полна звезд и блесток. Многие женщины неоднократно говорили, что боятся меня. Мне это было очень больно. От этого я становился, быть может, немножко садистом. Недоверие и страх порождает агрессию. А ты как-то очень мило меня осадила, сказав, что это я глупости болтаю. Не испугалась. Вот так и осаживай, и все будет проще. Мне это и нужно—чтобы меня осаживали. Да и осаживать не придется. Мне нужна ты, в присутствии которой я осажен. Наоборот, не работа—быть со мной, а когда жизнь подступится, вот тут я и буду тут, наготове, нужен буду тебе, смогу помочь—я буду весь твой. Так думай, пожалуйста.

(ты вклинилась в мое творческое настроение, я как раз работаю над текстом, поэтому это письмо так удлиняется)

Есть только одна вещь, за что хочу попросить извинения. Я знаю, что ты слишком великодушна, позволяя мне говорить и помнить о других женщинах в твоем обществе и присутствии. Я знаю, что скоро тебя это станет слишком сильно раздражать, а если не станет, то ты полностью охладеешь ко мне. Я, наоборот, даже хочу, чтобы ты положила этому конец, чтобы ревновала меня ко всему моему прошлому и настоящему—даже ко взглядам, что я бросаю на других женщин в твоем присутствии. Так что извини, что пройдет какое-то время, пока я исчерпаю этот груз прошлого. Потерпи, пожалуйста. Я даже не смогу тебе обещать, что буду сознательно тебя оберегать от этого, пока это не исчерпается и мы не воссоединимся for good—вот, даже рассказ посылаю сам, по доброй воле, чего, по идее, нормальный мужчина делать не должен. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Это письмо было предназначено тебе более года назад, но по известным тебе причинам я его тогда не послал—не видел смысла. Его даже не обязательно читать—оно просто твоё, вот я его тебе и посылаю сейчас, в конце концов. Оно явно показывает моё общее состояние тогда. Если прочтёшь, оно тебя может раздражить, отвратить, оттолкнуть, но и приблизить независимо от твоей воли—так что оно опасно.


А это рассказ, который писался из-за тебя, хотя об этом упомянуто только мимоходом. А как доказательство, я прилагаю также и свою статью, которую недавно Кузен опубликовал, и которая писалась чуть раньше рассказа. Они во многом повторяют друг друга. Посвящение, которое он чуть не исковеркал—тебе: Он сделал его ‘Посвящается моему мучению и вдохновению'', опустив инициал А., что бы сделало его звучащим плоско и бессмысленно, а не метафорично. Я попросил его восстановить этот инициал. Причина его редакторского куража—родственная целомудренность и лояльность или даже прямая ревность—как очень чувствительный человек, он пожалуй понял, кто эта А.

Будь пожалуйста великодушна к беспомощности языка—это всё же не мой родной язык, и у меня не было редактора. Я думаю, что этот рассказ тебя может раздражить, он не приятный, он не должен нравиться, разве что только порносцена мужчинам. Делай с ним что хочешь, но держи в узком кругу или же не раскрывай моего identity.

Сейчас я намного лучше тебя знаю, и могу очень многое понять, чего не мог тогда, и всё же эта неуверенность—что в один прекрасный день ты возьмёшь да не позвонишь больше никогда—всегда будет со мной, пока и если мы не будем вместе навсегда. Поэтому я так растаял вчера, когда ты мне позвонила. Я очень сильно жду тебя, потому что если ты не приедешь, мы меня приговорили к целомудренности (но не только поэтому, конечно).

Привет сыну